Скончался лучший Остап Бендер всех времен и народов (ФОТО, ВИДЕО)
Вчера в Москве на 84-м году жизни скончался Народный артист РСФСР Сергей Юрский.
Дочь актера Дарья Юрская написала на своей странице в Fасеbооk:
«Папа долго болел, умер от остановки сердца, мы все сейчас ждем официальное заключение».
Десятки, если не сотни людей – актеров, писателей, журналистов, просто друзей и знакомых Великого Мастера опубликовали на этой странице свои соболезнования. Еще больше разместили в Fасеbооk свои воспоминания и фотографии.
Невозможно процитировать все теплые слова и слезы, появившиеся в сети за один день.
Поэтому мы решили процитировать лишь несколько постов-воспоминаний известных одесситов о Сергее Юрьевиче, которого очень многое связывало с нашим городом.
Журналист Сусанна Альперина:
Ушел Сергей Юрский – редкий, почти вымирающий, вид актера-интеллектуала. Таких надо заносить в Красную книгу жизни. Он как-то всегда был рядом. Часто приезжал в Одессу во времена нашей школьной юности, неповторимо сыграл Остапа Бендера – конечно же, в Одессе все считали его за своего. Как и после «Места встречи...» Этот крик его, несправедливо посаженного за решетку человека – «Лара!» – до сих пор в ушах. Потом уже, когда мы собирали деньги на памятник Бабелю, Юрский принял участие в Театральном марафоне по сбору средств в театре Иосифа Райхельгауза. Так что частичка памятника – его. Помню, как в 2011 году ему вручили «Нику» за честь и достоинство. Я тогда писала статью – кажется, она называлась «Кино Юрского периода». Честь и достоинство были в нем всегда. Во всем это проявлялось – когда мы звонили ему за интервью, комментариями, если его это не касалось – не давал и пояснял почему. Он никогда, в отличие от некоторых, не хотел пиариться просто так. Отвечал только за то, за что считал должным.
Я давно выработала для себя этот способ существования – мысленно считать, что эти люди не уходят. В моем сознании – Табаков где-то есть во МХТе и в Табакерке, Карцев – в солнечной Одессе, Лившин – в Сан-Диего, Юрский останется в Питере... Несколько дней, а, может, и год-два, при упоминании этих, и других имен, будет налетать чувство глубокой скорби. Но все равно они – останутся. И никуда не уйдут. Из моей жизни – так точно. И много таких же. Дарья Юрская мои глубочайшие соболезнования. И низкий поклон отцу – весь он, вся его жизнь – Честь и Достоинство. Пример.
Журналист Эдуард Амчиславский:
Не стало Сергея Юрского...
Для Одессы он всегда останется лучшим Остапом Бендером.
Ведь «Золотой теленок» Михаила Швейцера снимался в Одессе…
У входа в Дом Ученых, ставшим на время входом в учреждение «Геркулес», Великий комбинатор вопрошал: «Кто свидетель?»…
В знаменитый «киношный» дворик на Военном спуске провожал Зосю Синицкую…
На Военном же спуске попадал в учебную газовую атаку…
По Преображенской прогуливался уже с замужней Зосей Синицкой…
В тот же год на Воронцовской колоннаде Юрский предстал сразу в четырех образах-масках: аристократ (бубновая масть), спекулянт (червовая масть), дама полусвета (пиковая масть) и белогвардеец (трефовая масть), но уже в картине Геннадия Полоки «Интервенция» по пьесе одессита Льва Славина.
К сожалению, картина вышла на экраны спустя почти двадцать лет – в годы перестройки…
Еще один одесский киноуспех Сергея Юрского – телесериал «Место встречи изменить нельзя».
Правда, здесь уже нет сцен на одесских улицах.
Но киностудия – Одесская.
Сергей Юрьевич часто приезжал в Одессу, выступал с поэтическими программами.
Мне повезло с ним несколько раз обстоятельно беседовать.
Со школьных лет, интересовался судьбой кинофильма «Интервенция» и Сергей Юрьевич с удовольствием рассказывал о съемках, а вот причину запрета фильма не знал.
Делился он и воспоминаниями о Леониде Утёсове.
Посетил наше небольшое частное собрание материалов, посвященных Леониду Осиповичу.
Оставил теплую запись (с маленькой опиской)…
«Утёсова считал и считаю Великим артистом. Рад, что сказал это при его жизни, и что мы дружили.
Его вечера в Доме Актера – самое незабываемое.
И песни, и улыбка, и весь этот человек до последнего дня жизни – великий».
Навсегда останутся в памяти, да и пересматривать буду – ВикНикСор («Республика ШКИД», Тарталья («Король-олень»), мэтр Роше («Ищите женщину»), дядя Митя («Любовь и голуби»)…
Уверен, каждый дополнит список своими любимыми фильмами…
А ведь еще были прекрасные театральные роли, концертные программы…
Прощаясь с Сергеем Юрьевичем Юрским, хочу повторить его слова, сказанные более тридцати лет тому назад, но уже говоря о нем: «И песни, и улыбка, и весь этот человек до последнего дня жизни – великий!»
Я еще практически не упомянул его работы на Одесской киностудии... Только «Место встречи изменить нельзя».
А ведь с Одессой в кинематографе Сергей Юрский впервые соприкоснулся в 1961 году, в родном Ленинграде, во время съемок кинофильма «Черная чайка».
В этом фильме молодой Юрский, только разменявший первую четверть, сыграл Хосе Гиельмателя, артиста бродячего цирка, и по совместительству меткого снайпера. К концу фильма, он еще оказывается и вражеским диверсантом.
Судите сами, хотя фильм снимался на киностудии «Ленфильм», автором сценария и режиссером был одессит Григорий Колтунов, родившийся в городе у Черного моря еще за 10 лет до революции…
Музыку к фильму писал еще один одессит, правда, итальянского происхождения, Антонио Спадавеккиа, кстати, ровесник Григория Колтунова.
Главную роль в фильме — Мануэля, кубинского рыбака по прозвищу Черная чайка, играл ведущий актер Одесского русского драматического театра имени А.И. Иванова, Николай Волков-старший, за шесть лет до того, прославившийся в кино ролью Старика Хоттабыча.
Впервые на Одесской киностудии Сергей Юрский снялся в роли Ивана Сергеевича Груздева в телесериале «Место встречи изменить нельзя» (режиссер Станислав Говорухин, 1979).
В 1984 году на экраны страны выходит двухсерийный фильме режиссера Натальи Збандут «Сказки старого волшебника», в котором С.Юрский исполнил роль Хранителя Сказок.
Еще через два года одесская фильмография Сергея Юрского пополнилась ролью немецкого офицера Дитца в трехсерийном военном драматическом мини-сериале режиссера Анатолия Тютюнника «Звездочёт». На экраны кинофильм вышел в 1987 году с задержкой почти на 12 месяцев...
Последней работой на Одесской киностудии для Сергея Юрьевича Юрского стал фантастический фильм «Экстрасенс», режиссера Геннадия Глаголева, снятый в 1992 году. В нем Юрский исполнил роль Мастера.
Мастером, Сергей Юрьевич, и останется в нашей памяти…
Вице-президент Всемирного клуба одесситов Евгений Голубовский
Это не только мое горе. Это наше горе. Горе культуры. Совсем недавно я писал о Юрском, публиковал интервью с ним, что взял в Одессе для журнала «Фаворит».
«Я ЧЕЛОВЕК ДВАДЦАТОГО СТОЛЕТИЯ»
Это были чуть ли не первые слова, которые произнес замечательный актер и режиссер, писатель Сергей Юрьевич Юрский, начиная свой авторский вечер на сцене Одесского русского театра. И объяснял, как для его поколения звучали слова – День Победы, оттепель, Перестройка и, наконец, почти мистическое – Миллениум.
Можно было бы подумать, что такое начало – сиюминутный жест, импровизация. Но в книге «Игра в жизнь» Сергей Юрский уже обращался к этой теме.
«Отец часто повторял: «Я человек девятнадцатого века. Говорил он это со смесью гордости и растерянности. Смысл был таков – к сожалению, за сегодняшним днем, за сегодняшними понятиями жизни мне не угнаться, но, честно говоря, и не особенно хочется, ибо понятия эти мне не по душе, прежние были в чем-то лучше.
Теперь я с той же интонацией могу произнести: «Я человек двадцатого века».
Я понимал, что в этих словах нет кокетства, что это правда, которую не страшится сказать большой артист. Но знал – по его книгам, а начал читать я Сергея Юрского с замечательной повести «Чернов» что все его мысли не только о прошлом, настоящем, но и о будущем.
Михаил Жванецкий в монологе «Сергею Юрскому» писал:
«В мире еще существуют люди, которых интересует игра ума. Из них, некоторых интересуют размышления. Из них некоторые интересуются сомнениями, что дает нам огромную возможность надеяться».
Итак, в Одессе, в очередной раз, в какой он сам не сосчитает, с однодневными гастролями побывал человек, который для многих навсегда остался Чацким, для других – Остапом Бендером, для третьих … Сталиным (да-да, есть и такая роль), для четвертых – актером, читающим Александра Пушкина и Иосифа Бродского. И, естественно, захотелось для журнала «Фаворит» задать Сергею Юрскому ряд вопросов, попросить рассказ для читателей (на что он с удовольствием дал согласие).
– Сергей Юрьевич, «одесскую прописку», тогда в ХХ веке еще были прописки, вы завоевали , сыграв Остапа Бендера в 1967 году. Были ли противоречия в том, как Вы и режиссер Михаил Швейцер видели роль Остапа? И вообще, как складывались Ваши отношения с когда-то «третьим городом империи»?
– Я впервые попал в Одессу, приехав в августе 1967 года на съемки фильма Швейцера «Золотой теленок». Бендер – действительно одна из самых любимых моих ролей в кино. Именно она принесла мне всесоюзную известность. И я неизменно и верно влюблен и в замечательные романы Ильфа и Петрова, и в великих режиссеров и актеров, работавших в этом фильме – Михаила Швейцера, Софью Милькину, Зиновия Гердта, Евгения Евстигнеева, Леонида Куравлева.
Знаю, что Швейцер пробовал многих на эту роль, говорят, что даже Владимира Высоцкого, почему остановился выбор на мне, мне неведомо. Фортуна улыбнулась. И я, и Михаил Швейцер не хотели «прописывать» Остапа ни в Арбатове, ни в Черноморске. Он человек мира, свободный человек, И в этом его достоинство, его обаяние.
А с тех пор Одесса все время была на моей путевой карте. Я выступал в Доме актера и в Филармонии, снимался здесь, в Аркадии, в фильме «Место встречи изменить нельзя». Читал по всей стране моноконцерт по Михаилу Жванецкому «Кольцов с утра до вечера», включал во многие программы рассказы И.Бабеля, особенно «Фроим Грач», а недавно подготовил литературный вечер по роману В.Жаботинского «Пятеро», где тонко и нежно описана Одесса.
И вновь вернусь к книге С. Юрского «Игра в жизнь»:
«Это спасибо Швейцеру, что он выбрал меня в Остапы. Спасибо Меньшову – это он вытащил нас с Наташей в «Любовь и голуби» в то веселое лето. О-о! Кстати! Лучшая рецензия, которую получил я за всю жизнь. Одесса! Пять минут до начала спектакля. В гримерную ко мне кто-то ломится. Мой помощник не впускает: «Артист на выходе, его нельзя беспокоить!» Врывается здоровый парень: «Ну, мне только ему руку пожать. Мы его очень уважаем. ПОТОМУ, ЧТО ОН НЕ СНИМАЛСЯ В ЛИШНИХ ФИЛЬМАХ!». Одесса! Я к тому, что не все мрачно».
– Мы узнали и полюбили Вас еще в Ленинграде, в БДТ у Товстоногова… Вы не раз писали, как приняли Вас в театр, как складывались Ваши отношения не просто с Главным режиссером. а с Богом этого театра… А потом из-за пристальной опеки КГБ пришлось Вам бежать в Москву. Но сегодня, из ХХI века, все ли видится таким же, да и кем Вы себя ощущаете – актером театра или кино?
– Я человек театра. Писал, говорил и повторю, что на пространствах огромной страны находились люди, ждущие от театра не простого, а сложного. Горжусь моими зрителями.
Из книги «Игра в жизнь»:
«Плоха была советская власть. Очень плоха. В такие тупики нас загнала, что выберемся ли – большой вопрос. Но опыт терпения, опыт тайной духовной жизни народа, опыт не только героического диссидентства, но и глубинного, подспудного сохранения себя как личности в толпе – этот опыт бесценен. Не выбросить бы его случайно вместе с мусором всего наносного».
Если буду рассказывать этапы жизни, от 1 сентября 1957 года, когда сыграл в БДТ в пьесе В.Розова «В поисках радости», от бесконечного преследования КГБ за то, что читал А.Солженицына, И.Бродского, дружил с В.Некрасовым, Е.Эткиндом – повторю все, слово в слово, как и писал. Переход через мистический рубеж тысячелетия – миллениум – не сделал меня ни всепрощающим, ни забывчивым. Но у меня была всегда своя задача – играть на сцене, в кино, ставить то, что очеловечивает людей… А вот актер ли я театра или кино? Театра. Кино – это добавочное. Кино сейчас обрело свое лицо, свой язык, для театра уже иностранный. И своего зрителя.
Раньше тот, кто ходил в театр, ходил и в кино. Сейчас публика разделилась. Да и актер в кино и актер в театре – теперь разные профессии. Когда-то меня удивляло, когда фотомодель на вопрос, что она будет делать дальше, отвечала: «Пойду в кино, сыграю несколько ролей». Так оно часто и случалось. Певица или мисс Москва получали даже драматические роли. В кино это возможно. Были бы внешность и деньги. Работа в кино от работы актера в театре отличается, как теперь модно говорить, по определению. В театре актер – профессия, в кино – участие, более или менее успешное: или Бог дал киногеничность, или чужие дяди правильно поставили свет, грамотно смонтировали. Фильм можно снимать с конца, можно передать переживания с помощью режиссера и композитора. В театре так не получится.
Но, конечно, театр тоже меняется, и заметно, но все же он остается театром. Поэтому с ним и поступают осторожнее. Пока только Владимир Жириновский и Константин Боровой отважились выйти на просцениум, представили Моцарта и Сальери. Правда, я этого не видел. Может, к счастью, не видел.
– Сегодня театром стала чуть ли не вся публичная жизнь. Журналисты рассказывают, что генерал Александр Иванович Лебедь на одной из пресс-конференций, где его спросили, какой бы Указ он подписал первым, став президентом России, не задумываясь, ответил: Присвоил бы звание народного артиста России Владимиру Вольфовичу Жириновскому.
– Очень мудрый ответ. Ведь лицедействуют сегодня политики, экономисты, кто угодно. К настоящему театру это не относится. Это абсурд жизни. Я люблю театр абсурда – того же Ионеско, но в нем жизнь предлагает парадоксы. Это иной, но не менее точный, способ исследования жизни. В театре абсурда сжимается время. А в абсурдной жизни оно растекается, как на картинах Дали. Признаюсь даже, что ТВ последние годы я ощущаю театр абсурда как его питательную среду. Именно так я прочитал «Крокодил» Федора Михайловича Достоевского, пьесы Игоря Вацетиса.
– Я читал, что это Ваш псевдоним, Вы написали не только пьесы, но и создали автора.
– Это не главное. Игорь Вацетис для меня существует. Мы с ним переписываемся. Его мысли для меня столь же значимы, сколь мои. А абсурд его произведений помогает понять жизненный абсурд. Поэтому я и ставлю его в программе «Провокация». Чтобы мне, человеку ХХ века, и моему зрителю понять, что такое ХХ1 век.
– Не поэтому ли Вы взялись за роль Сталина в пьесе Иона Друцэ? Помогла ли эта роль глубже понять, ощутить тирана?
Вновь верну Вас к своей книге и описанию Дня Победы:
«Вечером, кажется, вся Москва толкалась и целовалась на Красной площади… То тут, то там подбрасывали в воздух военных – качали и славили. Подбрасывали штатских. Подбрасывали женщин – те визжали… Глаза закрывались от усталости. Но в толпе бродило шепотом: «Сталин». Сталин скоро выйдет на Мавзолей. Вставали на цыпочки, тянули шеи, – может, выйдет, может, увидим, ах, если бы…».
– Не увидел тогда. Да и что понял бы. А сейчас, прочитав пьесу Иона Друцэ «Ужин у товарища Сталина», осознал, что это мой материал. Вождя сыграю я. Для меня это очень трудно, но надо. Это абсурд, который не снился и Ионеско. Вроде бы молодежь в зале, но и она вздрагивает, когда я в полном гриме выхожу на сцену – как бы плывет сознание зрителей. Они гадают: настоящий властитель или настоящий самозванец. И оказывается, и в ХХI веке нашему зрителю зачем-то очень важно это понять. Так задумываешься и о природе власти, и о природе власти в России. А понял ли я что-то новое в вожде, играя его? Нет, это я понял в те уже далекие годы ХХ столетия, когда, как я уже рассказывал, читал Солженицына, общался с Эткиндом, с Бродским.
– Одно из стихотворений Иосифа Бродского посвящено Вам. В связи с чем это произошло?
– Знакомы по Питеру мы были давно. Изредка встречались. Нет, на мои спектакли он не ходил, насколько я знаю, он не был поклонником драматического театра, ходил на балет.
Прошли годы, где-то за год до его смерти мы встретились в Штатах в одной компании. Праздновали вместе Новый год. Бродский сказал мне, что рад, что я читаю его вместе с классиками, и он когда-нибудь посвятит мне стихотворение. На этом разговор оборвался. И уже после смерти Иосифа, читая его последний сборник, вышедший в «Ардисе» – «Пейзаж с наводнением», верстку которого успел вычитать Бродский, я неожиданно открыл, что стихотворение «Театральное» посвящено мне.
– Присоединюсь к Михаилу Жванецкому. Вы, действительно, даете нам «огромную возможность надеяться». И, исходя из этого, последний вопрос: не пришла ли пора Вам открыть свой театр?
– Театр – это всегда слишком много компромиссов. Свой театр – особенно. А я уже хочу жить без компромиссов. Играю, что нравится, пишу, что могу, ставлю то, что люблю – мне кажется, этого достаточно.
Для меня Юрский был и остается воплощением артиста, интеллигента. А кто из актеров для вас?
Журналист, фотограф Юрий Рост
Грим смыт.
Грим смыт, и обнажилось лицо Сергея Юрьевича Юрского.
Он вошел в жизнь не скоропадающей звездой, но ярким и чистым светом, балующим нас еще и теплом. В нем нет ничего случайного и ничего закономерного. Дар велик и исключителен: создавать всякий раз то, чего не было, и искренне удивляться, что его поняли и любят.
Он очень серьезный человек – этот Сергей Юрьевич Юрский, образованный и тонкий. В нем постоянно происходит тщательно скрываемая и вполне драматическая жизнь, которая доходит до нас какими-то квантами (порциями, иначе говоря), которые нам отпускает мастер с известной мерой скупости, продиктованной талантом, достоинством и вкусом.
Мы – современники Юрского – не вполне, возможно, осознаем, с кем имеем дело. Ну, тех, кто раньше жил, понять можно, у тех, кто живет потом, шанс разобраться еще сохраняется, а вот мы... Надо не пропускать. Ни одного его явления: в театре ли, на филармонических подмостках, в журнале с прозой, в книгах со стихами...
Люди, которые влюбились в него (и поверили) со времен Чадского, Тузенбаха, с первого его чтения «Евгения Онегина» и телевизионной «Фиесты», имеют счастье следить за ним вплоть до «Стульев» Ионеску, до Бродского, Пастернака; кто зачитывается его рассказами, театральными откровениями и стихами из книги «Жест» – тот может догадываться, что Сергей Юрьевич Юрский – ренессансный тип. Для такого звания (призвания) мало все это уметь – надо все это иметь внутри. И еще, что в старину называли высоким Духом. Да, господа, он (для меня) тихий жизненный пример. Виноват! Люблю его. И то, как он лепит (для мастеров возрождения скульптура обязательна) объемные образы, и как словами и жестами «на воздухе пустом» рисует картины, придуманные другими поэтами и писателями... И как он говорит «люблю», и как думает...
Получился панегирик? Я рад.
P.S. Однажды, когда он читал в ЦДХ «Сорочинскую ярмарку», в зале погас свет. Зритель не сразу сообразил, что это накладка. А через минуту решил, что он и не нужен был Юрскому. Темнота смыла «грим» жеста и мимики, оставив Сергею Юрьевичу один инструмент – голос. И этого оказалось достаточно для великолепного спектакля...
Пусть Юрский смывает грим. Не страшно. Важно, что не смыто лицо.
Чем запомнился Сергей Юрский: фильмография, избранное:
Фото: Fасеbооk, Обозреватель
